Минное поле
Я в батальоне, точно в школе,
Учился азбуке войны.
Однажды я на минном поле
Нарвал живой голубизны.
Случилось это утром рано.
Степной полынью пахла тишь.
И вдруг у сонного кургана
Солдат мне крикнул:
«Стой, малыш!»
О, как он крикнул хриплым горлом!
Я понял: поле — западня!
И всё ж я был спасён минёром,
Он с поля выводил меня.
Прошли мы вместе эту пытку.
Минуло столько лет с тех пор…
Но с детства каждую травинку
Я ощущаю, как минёр.
Сестренка
Мне было шесть,
Ей — лет семнадцать
И взгляд до боли голубой.
А залпы стали приближаться,
И рядом разгорался бой.
Она сказала: — Братик! Братик!..
Поцеловала столько раз,
Сестренка-медсестра-десантник!
Святее не припомню глаз.
Метнулась к дымному карьеру,
Где раненый кричал в огне…
Теперь уж сам с трудом я верю,
Что это было не во сне.
Бабочка
Бабочка вокруг тебя летала,
Словно принесла благую весть.
И когда красавица устала,
На плечо твое решила сесть.
Золотистей жёлтого металла,
А на крыльях радужная смесь.
Сердце от нее затрепетало,
Серый день преобразился весь.
Небосклон светился за плечами,
Облаком пушистым просияв.
Стало эхо шелестеть лучами
На слуху раздолий и дубрав.
И сверчки таинственно звучали
В полуночной путанице трав.
В дебрях ночи
Спим в степи под стогом сена,
В царстве светляков вселенной.
И сверчковая беседа,
Как молитва, откровенна.
И луна роняет семя
В степь, которая нетленна.
Не от лунного ль посева
Ковылей волнится пена.
Сны попрятались в бурьяне.
На буграх пасутся звёзды.
И дыханьем сеновальным
Камни осветляют воздух.
Птиц пугает эхом дальним
В дебрях ночи поезд поздний.
На вершине
Облачко стояло на скале
И скрывало скальную сутулость.
В этом нежном солнечном тепле,
Высоте и мне ты улыбнулась.
Солнце зеленело на земле
В каждом дереве светилась мудрость.
А над нами в ярко-синей мгле
Ощущалась небосвода гулкость.
И когда цветные облака
Поползли по ласковой долине,
Ты была нежнее ветерка
И светлее утра на вершине.
С той поры прошли уже века.
И стою один я на вершине.
Вечный миг
Мне кажется: со дня творенья
Впервые пахнет так весна.
Зелёное столпотворенье,
Слепящая голубизна.
Я вижу глаз твоих светленье.
А всюду жизни новизна.
Полна цветущего прозренья
Лесная эта тишина.
И тихой грустью не томимый,
Смотрю на горный снежный пик.
Пусть день пройдёт неповторимый,
Но я узнал, но я постиг
Уже со мной не разделимый.
Единственный и вечный миг.
Зародыш
Человек — царь природы
Я отрекаюсь от престола
Царя божественной природы.
Какой я царь? На камне голом
Звезды затеплился зародыш.
В лесу их высыпало столько, –
Как будто град сорвался звёздный.
И в этом празднестве весёлом,
Ей-богу, я прожил бы годы.
Искритесь, радужные точки,
Не я ваш бог и повелитель.
Я только искренние строчки
Принес в зелёную обитель.
А лес в туманной оболочке –
Дум человеческих хранитель.
Голоса книг
Как тихо в комнате ночной.
Сокровища библиотеки,
Они при мне, они со мной,
Как маяки над бытом мелким.
И Лермонтов, и Лев Толстой
Мне говорят о прошлом веке…
В окне, над сонной тишиной
Луна приоткрывает веки.
Как светозарен каждый миг
До слёз мучительных открытий!
И все земное, что постиг
По новой движется орбите.
О, голоса любимых книг –
Веков связующие нити.
Две молнии
Две молнии соприкоснулись
И осветили старый дом.
Казалось, тучи улыбнулись
И вдруг рассыпались дождем.
И в глубине старинных улиц
Как будто затаился гром.
Деревья неуклюже гнулись,
Размытые густым дождем.
В ручье искрящемся и мыльном
Терялись капель голоса.
Над тёплым заплескалась миром
Такая свежая гроза.
И в этом небе вечно милом
Блеснули чистые глаза.
* * *
Я стал замечать, как люди стареют,
А раньше казались, – в одной поре.
Глаза выцветают, лица сереют,
И руки подобятся зимней коре.
Но губы твои ещё так алеют,
Как будто припал я к самой заре.
И мы покидаем лета аллею,
Подходим к осенней нашей горе.
И глуше уже сердца застучали, –
Нелёгок подъём да что говорить!
И небу ты шепчешь в детском отчаянье,
Что хочется юными вечно быть.
Слепой гончар
Нам встретился в глуши степной
На хуторке гончар слепой.
Вот творчество своё он показал,
И были пристальны его глаза.
Горшки, богини, глиняный ковбой,
Тарелки, чашки и кувшин литой.
Волчата у сосков волчицы,
И даже Будда круглолицый.
О глине говорили мы речной
И о соседях добрых, и о лепке.
И пили чай душистый травяной.
Казалось, как вино, немножко терпкий.
Он до утра беседовал с тобой,
А взгляд был как у птиц в железной клетке